«Гарри Поттер и Дары смерти. Часть первая»: Рецензия Киноафиши
Дэвид Йейтс, поставивший самую лучшую («Гарри Поттер и Орден Феникса») и самую худшую («Гарри Поттер и Принц-полукровка») серии поттерианы, решил наконец выбрать золотую середину и снять нечто компромиссное между бурлением готического ужаса и по-диккенсовски обезвреженным, то есть подогнанным аккурат под рейтинг PG-13, бурлением юношеских гормонов. Сказано – сделано. С одной стороны, конечно, зрителя еще пуще гнетет сифилитический лик местного, роулинговского князя тьмы, буравит недобрым взглядом и попугивает разверстой змеиной пастью. Зато с другой стороны – всё по-прежнему довольно мило и комфортабельно, с безвредными шуточками и уютными магическими фокусами. Атмосферу относительного комфорта Йейтс умудряется соблюсти даже вопреки тому, что сюжет отчаянно загребает в бурное и, по существу, бесконтрольное море антиутопии. Вышеупомянутый же дрейф в антиутопические воды вдохновлен, вне всякого сомнения, Джорджем Оруэллом, а также Адольфом Гитлером: воцарившаяся в Хогвартсе после смерти Дамблдора диктатура скомбинирована из элементов оруэлловского «1984» и нацистской расовой политики. Повелитель зла и его приспешники пытаются всячески пресечь совокупление чародеев с простыми человеческими особями, а плоды этих противоестественных действий – выявить и обезвредить. По всему Хогвартсу коллективно ловят полукровок, безнадежно доказывающих свою расовую чистоту и профпригодность; сотрудники министерств и ведомств, телепортирующиеся через унитазы в общественных туалетах, вынуждены свидетельствовать на суде против собственных родственников, так что вся эта картина выглядит любопытным миксом «окончательного решения еврейского вопроса» и процессов по делу «троцкистско-бухаринской оппозиции».
Учитывая предельную брутальность исторического контекста, послужившего материалом для очередной серии поттерианы, кино могло бы быть значительно менее прилизанным, однако вкусы целевой аудитории, знающей разве что немного о Гитлере, но едва ли об Оруэлле, не говоря уж про Троцкого с Бухариным, – диктуют и эстетику и мораль. Для целевой аудитории лучше всего подойдут магические гаджеты, позволяющие запихнуть любое количество скарба в небольшую сумку, вспомнить про первый раз в квиддич и преобразить артуровскую историю про меч в камне в историю про меч Гриффиндора, самопоявляющийся и самоисчезающий в волшебной гармонии с волей романистов и сценаристов. Впрочем, основные магические гаджеты, конечно, не какие-то там сумочки и даже не волшебные мечи (или мячи: квиддич по-прежнему жив в памяти не стареющих душой ветеранов волшбы и чародеинга), а кусочки Того-сами-знаете-кого-с-провалившимся-носом (кстати-начиная-с-рецензируемой-части-его-имя-уже-можно-произносить-без-всякого-зазрения-и-даже-не-шепотом), кои надо непременно разыскать и уничтожить. Этому чистейшей воды вудуизму и будет посвящен остаток саги, пока наконец юный мессия колдовского мира не встретится с темным властелином лицом к лицу, точнее – лицом к остаткам лица, и не… Впрочем, здесь, на самом интересном месте, мы торжественно умолкаем, дабы поклонники старины Гарри смогли с надлежащим сердечным трепетом оценить финал растянувшейся уже на целое десятилетие киноистории.
Vlad Dracula