«Землетрясение»: Рецензия Киноафиши

Фэн Сяоган, прославившийся еще умно-ироничными «Китайскими похоронами» с Дональдом Сазерлендом, после «Убить императора» («Банкета»), где действие «Гамлета» было перенесено в Китай Х века, вошел, без всякого преувеличения, в число наиболее значительных кинорежиссеров современности. В «Землетрясении» перед Фэн Сяоганом оказалась колода, состоящая практически из одних козырей, но воспользоваться ими он в большинстве случаев не сумел.

В сущности, перед нами китайский вариант знаменитого «Выбора Софи», где главная героиня должна была решить, кто из двоих ее детей останется в живых, в противном случае смерть неминуемо грозила обоим. Только в роли запредельного зла, заставляющего делать подобный выбор, здесь выступил не нацистский палач, а таншаньское землетрясение 1976 года, унесшее сотни тысяч жизней и названное одной из главных природных катастроф ХХ века. Правда, есть существенная разница (помимо, естественно, кардинального отличия слепого катаклизма от садистской личной воли): в «Землетрясении» ребенок, обреченный на смерть, выживает, и это показано уже в самом начале картины. Так что затем авторы фильма прослеживают переплетения или, лучше сказать, непереплетения линий жизни героев, радикально смягчив, таким образом, для зрителя непереносимый ужас ситуации. Ошибка Фэн Сяогана, впрочем, заключается совершенно в другом, а именно – в интонации. По-человечески режиссер сделал пронзительную и масштабную за счет своей эпичности драму, но полноценного художественного высказывания у него не получилось, несмотря на благодатнейший материал, именно из-за того, что были взяты неверные ноты. Мелодраматическая, с сильнейшими переигрываниями (роль матери, сделавшей роковой выбор, в этом смысле вообще почти провалена), слезная патетика чередуется с каким-то ненаглядным и неотвязным умилением. Конечно, жизнь не следует правилам «хорошего вкуса» и в реальности случаются сцены гораздо похлеще тех, что даны в фильме; люди рыдают, заламывая руки, и глуповато умиляются – невзирая на «эстетические» каноны. Но в том-то и состоит искусство режиссера, чтобы, разрабатывая какой угодно материал, не становиться рабом этого материала. Чтобы не «бить на жалость» при помощи нескольких нехитрых приемов, до сих пор успешно работающих несмотря на обилие катаклизмов и их описаний. Только сохранив дистанцию с героем творец может уловить и показать весь объем, весь масштаб драмы, а следовательно – родить в себе и зрителе подлинное сострадание, не захлебывающееся в эмоциях и не исчезающее посреди сентиментальной, жалостливой плаксивости. Человеческие слезы слишком распространенный и слишком, как будто бы, хорошо освоенный материал, а потому обработка этого материала требует особого искусства. В противном случае трагическое величие происходящего станет первой жертвой не подвластной никому катастрофы.

Vlad Dracula