«Пираты Карибского моря: На странных берегах»: Рецензия Киноафиши
Робу Маршаллу, режиссеру, пожалуй, несколько другого склада и темперамента, нежели Гор Вербински, удалось полностью сохранить атмосферу предшествующей карибской пиратской трилогии. Точнее сказать, от яркого метафизического задора третьей части, представляющей собою мощнейший романтический, в духе Терри Гиллиама, манифест (с бескомпромиссно кровавой фактурой) против глобализма как самого страшного наследия Просвещения, Маршалл и бессменные сценаристы Pirates of the Caribbean Тед Эллиотт и Терри Россио вернулись к идеально отшлифованному ироническому аттракциону первых двух серий. Единственным пробелом здесь можно считать историю любви миссионера и русалки, поданную с каким-то несоразмерным перебором по части трогательности и умиления. В остальном интонация, жанр и стиль сохранены безупречно.
Под аккомпанемент ритуалов источника вечной молодости и россказней о нем капитан Барбосса в великолепнейшем, как всегда, исполнении Джеффри Раша (в четвертой серии Раш особенно походит на маркиза де Сада, сыгранного им в «Перьях» Филипа Кауфмана) отправляется в свой великий одноногий поход мести. Мести за реквизицию украденной им «Черной Жемчужины» и отъятие капитанской «кривой волосатой ноги». Оппонирующий ему Черная Борода произносит знаменательный монолог о том, что «только в боли и страдании» «открывается подлинный облик мира». Мысль эта, естественно, богато иллюстрируется: самый ужасистый корсар всех времен и народов, вплетавший себе даже, для вящего ужаса, горящие фитили в бороду и умевший как следует зомбировать корабельный персонал, дает обильную пищу зрительской жажде саркастического экранного насилия.
Диалоги вполне можно разбирать на цитаты. «Я собиралась принять постриг. Как тебя вообще занесло в испанский монастырь? – Я принял его за бордель. Легко спутать». «Мы пять дней в пути. – Запах моря подсказал? – Запах матросов». «Ты единственный пират, за которого я могла сойти. – Вряд ли это назовешь комплиментом». Классические Джек-Воробьиные трели перекочевали в четвертую серию в целости и сохранности, парадоксально оттеняемые могучей, почти эпической музыкой Ханса Циммера. Добавление же к карибскому флибустьерскому циклу сюжетных линий из романа Тима Пауэрса «На странных берегах», переработанного здесь, впрочем, до неузнаваемости, обернулось своеобразным костюмно-приключенческим откликом на «Фонтан» (вернее, «Источник») Даррена Аронофски. Поиски священного источника бессмертия (точнее, в данном случае, источника получаемого за чужой счет долголетия), появляющегося в отчасти похожем контексте, превращаются в авантюру плаща и шпаги, хотя и не без концептуального вывода: испанские католики мужественно разрушают языческое святилище, вполне справедливо объявляя, что жизнь вечная – прерогатива Бога, а не сомнительного магического ритуала. Что не мешает сомнительным магическим ритуалам явно вудуистского свойства преспокойно довершать процесс разложения пиратских сердец. Кто досидит до конца финальных титров и увидит в эпилоге хищную плутовскую улыбку Пенелопы Крус, держащей в руке обрядовую ритуальную куклу, тот смекнет, о чем я.
Vlad Dracula
